Никто не спорит, что хороший хозяин, когда ждет гостей, наводит в доме порядок. Всей семьей. И во всем доме. А вот хозяин нерадивый поступает иначе: вычищает прихожую и гостиную. До спальной, детской, кухни, а тем более до балкона да антресолей руки у него не доходят. Там сохраняется такой бедлам, что "мама, не горюй".

Ратуша, Татнефть-арена, Баскет-холл, конно-спортивный комплекс, метро... Это все сооружения парадного фасада Казани, ее "прихожая" и "гостиная". А в "спальной" - унылые многоэтажки, окрещенные острословами "многоярусными бараками", пыльные улицы, разбитые тротуары и дороги, дворы-автостоянки, школы да больницы с потрескавшимися потолками, на ремонт которых вечно не хватает денег.

Показательно плакатный фасад Казани всегда был в зоне повышенного внимания Минтимера Шаймиева. И не только потому, что в бюджете республиканской столицы никогда не нашлось бы средств на возведение того же метро или нового ипподрома. Похоже, что где-то на подсознательном уровне Минтимер Шарипович... ревновал к Фикряту Ахметзяновичу Табееву, его репутации руководителя - основоположника новых городов. Ведь именно благодаря Табееву на карте республики появились города Набережные Челны и Нижнекамск. Именно Табеев убедил Леонида Ильича Брежнева построить Нижнекамскнефтехим и КамАЗ. А вместе с гигантами индустрии выросли и новые города. Но вот что интересно, добившись принятия постановления Политбюро, Табеев непосредственно при его реализации в полной мере реализовал управленческие принципы распределения зон ответственности и делегирования полномочий подчиненным. В поле, где сейчас раскинулся Нижнекамск, на месте возведения первой девятиэтажки он, конечно, забил колышек с табличкой "здесь будет город заложен", но архитекторам указаний не давал и строителями не командовал.

А вот у Минтимера Шаймиева с делегированием полномочий явно большие проблемы. И Казань сполна испытала на себе мелочную опеку и вмешательство президента в градостроительную политику. Дело не ограничивалось принятием решений о возведении того или иного объекта. Для Казанского кремля стали обыденным делом рабочие выставки. Приезжает Шаймиев на работу, а в фойе президентской резиденции его уже ждут макеты будущих новостроек, планшеты с эскизами, а то и образцы отделочных материалов. Все по несколько вариантов. И Шаймиев выбирает. И делает это с явным удовольствием - ему нравится такая работа.

Бывало, что в процесс облагораживания внешнего вида "гостевой улицы" Минтимер Шарипович вмешивался и более решительно. Хорошо известна история о том, как президент боролся с павильоном, который был выстроен напротив "Детского мира". Сомневаюсь, что это сооружение возникло вообще без каких-либо разрешительных документов. Не то место и не тот объем вложений, чтобы ставить павильон вообще без согласований. Но когда стало ясно, что строение не нравится не только горожанам, но и президента раздражает, вдруг выяснилось, что и документов у павильона вроде бы никаких нет, да и хозяин у него непонятно кто. В общем, когда Шаймиев уже в третий или четвертый раз гневно высказался по поводу павильона, его убрали.

В отличие от "павильона преткновения" история внесения корректив в проект здания республиканской ГАИ известна меньше. Только очень наблюдательные горожане обратили внимание, что, когда началось возведение здания и еще только-только подняли первые этажи, его фасад выступал чуть ли не до самой дороги. А это, между прочим, не просто одна из "гостевых улиц", это трасса, по которой Минтимер Шарипович каждый день проезжает. Утром и вечером. По дороге на работу и с работы. Не знаю, почему он раньше не обращал внимания на новостройку, а вот 31 декабря 1999 года заметил. И тут же созвал совещание. Пришли мэр города Камиль Исхаков, шеф республиканской ГАИ Рифкат Минниханов, строители.

- Что же вы вытворяете? - сразу взял быка за рога Минтимер Шаймиев. - Неужели не видите, что здание будет "давить" на площадь перед ВИКО? Давайте вместе подумаем, что можно сделать, чтобы исправить ситуацию.

Думали не долго. Решили, что выхода нет - надо сносить часть уже построенных стен. Исхаков попытался не согласиться:

- Минтимер Шарипович, надо будет весь проект пересматривать. Это приведет и к уменьшению полезной площади здания, и к удорожанию стройки...

- Можно ничего не сносить, - встрял я в разговор. - Надо под зданием быстрее метро прокопать, и оно само рухнет.

Исхаков нахмурил брови. Шаймиев тоже. И поспешил закончить дискуссию:

- Будем считать, что ты, Ирек, пошутил. И не очень удачно, - и тут же примирительно предложил: - Давайте отметим приближающийся Новый год.

Сразу после новогодних выходных фасадную часть снесли и здание ГАИ "утопили" - начали строить подальше от дороги.

А насчет метро моя шутка действительно была неуместной. Я тогда уже знал, как трепетно Шаймиев относится к казанской подземке. Еще 27 августа 1999 года президент побывал на производственной базе Казметростроя, образованной двумя годами раньше на мощностях бывшего ДСК КАПО имени Горбунова. Президенту показали оснастку для производства блоков тоннельной обделки, завезенную из Франции, продемонстрировали целый погонный метр тоннеля будущего метрополитена. Ну а все остальное представили на эскизах и фотографиях. Увиденным Шаймиев остался доволен:

- Моя уверенность в том, что метро в Казани будет, возросла вдвое. После завершения строительства моста через Каму все силы перебросим именно сюда.

Так и сделали. А пока шло строительство первой очереди казанской подземки, Шаймиев часто бывал на этой стройке. И не всегда с журналистами. Но неизменно к его приезду готовились планшеты с эскизами будущих станций. И именно Минтимер Шарипович принимал последнее решение, как будет выглядеть та или иная станция.

В сентябре 2001 года Минтимер Шаймиев был членом официальной делегации, сопровождавшей президента России Владимира Путина в Японию. В день прилета в Токио была организована экскурсия по городу. Прокатили нас и по монорельсовой дороге. Это такое же метро, только не подземное. Когда поездка закончилась, я спросил:

- Минтимер Шарипович, может, нам в Казани тоже надо было такую же дорогу построить, а не вгрызаться под землю?

Шаймиев промолчал. Мне показалось, что это было то самое молчание, о котором говорят, что оно знак согласия. Но менять что-либо в плане строительства казанского метрополитена было уже поздно.

Появление в центре города архитектурно-гротескного шедевра "Туган авылым" ("Родная деревня") - это вообще отдельная песня, вступительные аккорды которой прозвучали во время визита президента в Нижнекамск. После традиционных для любой президентской поездки - перерезания ленточек новостроек, посещения промышленных объектов, встреч с людьми - тогдашний градоначальник Нижнекамска Ильсур Метшин завел президента на обед в только что открывшийся ресторан "Арба", стилизованный под деревенскую старину. "Деревенский" ресторан настолько понравился Шаймиеву, что ему захотелось, чтобы нечто подобное появилось и в Казани. Вот и появился в Суконной слободе "Туган авылым".

Парадный фасад Казани, одним из главных соавторов которого можно по праву считать Минтимера Шаймиева, - это гири, которые будут висеть на ногах не только у нынешнего поколения казанцев, но и у наших потомков. Ни метро, ни новый ипподром, ни даже Татнефть-арена с Баскет-холлом еще долго не смогут не то что прибыль приносить, не то что окупать вложенные затраты, но даже обеспечить свое текущее содержание. Такие объекты в условиях нашей экономической реальности, когда доходы людей оставляют желать лучшего, могут существовать только в режиме постоянной финансовой подпитки. А значит, эти объекты еще долго будут отвлекать ресурсы от облагораживания, приведения в достойное состояние "негостевых улиц".

Еще один татарстанский миф - миф о благоприятном инвестиционном климате, о том, что инвесторы стоят в очередь, стремясь вложить деньги в республику.

По статистическим данным, мы действительно стабильно находимся в первой пятерке российских регионов по объемам инвестиций. Единственным провальным годом оказался 1999 год, когда Татарстан неожиданно скатился на 42-е место среди российских республик, краев и областей по объемам инвестиций. Но у меня есть серьезные основания считать, что у инвестиционных рейтингов Татарстана та же природа происхождения, что и у астрономических сельскохозяйственных рекордов. Просто Татарстан научился преподносить желаемое за действительное, виртуозно жонглируя цифрами и раздувая "мыльные пузыри" достижений.

Один из таких "пузырей" - Елабужский автомобильный завод, который долгие годы представлялся эдаким знаменем инвестиционной политики Татарстана. Мол, от инвесторов отбоя нет, а мы выбираем лучших из лучших.

7 декабря 1995 года было подписано трехстороннее соглашение между правительствами России, Татарстана и компанией General Motors о создании "Корпорации ЕлАЗ-ДМ". В соответствии с договором планировалось, что на Елабужском автомобильном заводе будут созданы производственные мощности для выпуска 50000 автомобилей в год.

19 декабря 1996 года СМИ не только России, но и многие западные телекомпании, газеты и информационные агентства оповестили своих читателей и зрителей о том, что в Елабуге налажена сборка автомобилей "Шевроле Блейзер".

Но в Татарстане проект не пошел. Автомобиль, разработанный еще в 70-х и предложенный нам, оказался и дороговатым, и морально устаревшим. Рустаму Минниханову "Шевроле Блейзер" сразу не понравился. В то время министр финансов Татарстана за пределами республики был больше известен как неоднократный чемпион России по автогонкам. И неудивительно, что, приехав на ЕлАЗ за несколько дней до визита Виктора Черномырдина, Минниханов не удержался от соблазна провести тест-драйв машины. Посадив на пассажирские места глав администраций районов - Елабужского Ильдара Ишкова и Мамадышского Эгзама Губайдуллина, Минниханов завел "Шевроле Блейзер" и выехал за проходную завода. Проездив с полчаса, вернулся, вышел из машины и небрежно бросил ключи опешившему Равилю Зарипову, гендиректору ЕлАЗа. Губайдуллин, а особенно Ишков (все-таки завод располагается на территории района, которым он тогда руководил) вышли из машины мрачными. Что им говорил Минниханов, неизвестно, а вот Зарипову Рустам Нургалиевич сказал, как гвоздь вколотил:

- Х...ня твоя машина, не будет у нее покупателей.

Представителям General Motors, стоявшим рядом, никто не решился перевести слова министра. Но они, видимо, и так знали, что "Шевроле Блейзер" далеко не идеален. К тому времени бразильский завод уже обновлял модельный ряд, сворачивая производство именно этих машин из-за большого количества брака и судебных исков. А в Елабугу отгружались автомобили, застоявшиеся на складах в Сан-Хосе дос Кампос.

Позже стало очевидным, что американцы так и не вложили деньги в полномасштабное производство в Татарстане. На проект были "инвестированы" исключительно республиканские бюджетные средства - около ста миллионов рублей ежегодно, не считая налоговых льгот.

Хорошо известно, что 4 августа 1999 года был провозглашен предвыборный блок "Отечество - Вся Россия". Но в этот же день произошло еще одно знаковое событие: Минтимер Шаймиев встретился с вице-президентом General Motors Дэвидом Херманом. Об итогах этой встречи я записал в своем дневнике: "Настроение у шефа неважное. Когда летели в Казань, даже в шахматы не играли. Хотя решение об объединении "Отечества" и "Всей России" должно было как минимум на несколько дней обеспечить Минтимеру Шариповичу приподнятое расположение духа. Херман все испортил. Как пить дать Херман.

И похоже, что зря я уговорил президента провести экспресс- пресс-конференцию в аэропорту. Хотя, конечно, создание блока "Отечество - Вся Россия" требует информационной раскрутки и в Татарстане, и лишних вопросов, выходящих за рамки этого события, в зале прилета никто не задавал, но шеф неожиданно сам проговорился о встрече с Херманом. А проговорившись, вынужден был идти дальше, рассказать о том, что у проекта "ЕлАЗ - Дженерал Моторс" большие проблемы. И главная из них - в том, что республика до сих пор не оформила кредиты на закупку оборудования для массового выпуска "Блейзеров". Президент признался, что условия реализации проекта не выполняет именно республика. Он так и сказал, что нам необходимо более 100 миллионов долларов кредитных ресурсов, что мы ищем более приемлемые и выгодные условия. Пока еще не нашли. А в конце своей речи о встрече с Херманом президент сказал: "Если Татарстан не найдет выгодного инвестора, то придется и дальше ограничиваться отверточной сборкой. На сегодняшний день около тысячи "Шевроле Блейзер" не реализованы. Взаимопонимание на встрече с господином Херманом у меня, конечно, было полное, но нам слишком дорого обходятся кредиты, тем более еще не отработан механизм обслуживания ранее взятых".

Перечитываю свои записи и невольно задаюсь вопросом: а при чем тут инвестиционная привлекательность Татарстана, если мы тот же елабужский проект запустили на свои бюджетные и кредитные ресурсы?

Трагедия Татарстана в том, что у Минтимера Шаймиева, как лидера региона, до сих пор нет четкого представления о концепции развития республики. "Повышение благосостояния граждан", "республика европейского уровня жизни", "регион европейских стандартов", а тем более его неутомимое "мы можем" - это не концепции, а идеологические лозунги. Нечто эфемерное и практически недостижимое, как мираж, как коммунизм, когда "от каждого - по способности, каждому - по потребности".

А вот место и роль республики определены самим ходом развития мировых процессов глобализации. И место это не очень симпатично для сознания Минтимера Шаймиева, потому что усилиями власти за последние пятнадцать лет Татарстан оказался периферийной республикой с "догоняющей" экономикой. Мы безнадежно отстали от процессов обновления промышленной культуры, мы не можем себе позволить реализовывать только самые высокотехнологичные, а потому самые выгодные и прибыльные способы применения человеческого труда. Отдельные самородки в том же технопарке "Идея" или единичные предприятия вроде зеленодольского "ПОЗИСа", чистопольского "Востока" или Казанского вертолетного завода, развивавшиеся во многом не благодаря, а вопреки экономической политике руководства республики, только подчеркивают беспомощность власти.

Структура экспорта продукции татарстанских предприятий более чем красноречиво говорит о месте и роли нашей республики в мировой системе разделения труда. Что мы поставляем в Германию, во Францию, в Великобританию? Нефть, нефтепродукты, полимеры, этилен, синтетический каучук. То есть или сырье, или продукцию первичной переработки этого самого сырья. Как и десять, и двадцать, и тридцать лет назад. Только объемы поставок в основном выросли. А вот поставки за рубеж высокотехнологичной продукции - вертолетов, кораблей, приборов и оборудования, автомобилей и автомобильных шин (производство которых было налажено еще до "эпохи Шаймиева") - или значительно сократились, или вообще сошли на нет (кино- и фотопленки, например, или мебели и музыкальных инструментов).

Почему это произошло? Потому что те, кто нами управляет, прозевали исторический момент, когда было жизненно необходимо встать на путь перехода от индустриального общества к постиндустриальному. И не просто встать, а пойти по нему, не затягивая переходный период. И ведь никто не мешал наполнить политический суверенитет реальным экономическим содержанием. До самого 2000 года не мешал. А когда Россию возглавил Владимир Путин, он тихо-мирно, расточая комплименты в адрес Минтимера Шаймиева, вернул все обратно. "Не суверенные" российские регионы, мол, ничуть не отстали в своем развитии, а то и обогнали суверенный Татарстан. Заболтали мы свой суверенитет, заговорили, затерли до дыр.

Конечно, справедливости ради надо сказать, что после возвращения Татарстана в единое правовое, политическое и экономическое поле России, мы сильно рванули вперед. Особенно - Казань. И в первую очередь в сфере формирования стандартов жизни. Одних торгово-развлекательных комплексов за последние несколько лет построено больше, чем за все те годы, когда мы были абсолютно самостоятельными. Город ориентируется на западный стиль жизни. Но проблема в том, что только 12% казанцев этот стиль по карману. Для остальных 88% жителей города эти самые европейские стандарты - непозволительная роскошь.

Это должно настораживать власть. Потому что бедность сама по себе не страшна. Если, конечно, у бедного есть возможность вырваться из заколдованного круга нищеты в течение нескольких лет. Чудовищно то, что бедность у нас в принципе непреодолима. У человека, честно работающего или в бюджетной сфере, или даже в сфере производства, нет абсолютно никаких перспектив разбогатеть или хотя бы достичь приличного уровня достатка.


Ирек МУРТАЗИН, "Вечерняя Казань".


Итак, уважаемые читатели, сегодня мы завершили публикацию глав из книги "Последний президент Татарстана". Почему так мало? - спросите вы. На то он и газетный вариант, а иначе и книгу незачем будет читать.

28 ноября Рудольф Кренинг пригласил Минтимера Шаймиева и всю нашу делегацию на ужин в старинный замок "Хугенпот". Поздно вечером, возвращаясь в свою небольшую уютную гостиницу "Ной", неожиданно свернули с маршрута и заехали то ли в лес, то ли в густой парк. Оказалось, что сын Рудольфа Кренинга - Франк - решил показать дом, который он строил. Только подъехав почти вплотную, мы увидели между огромными деревьями, обступавшими со всех сторон, старинный особняк, словно перенесенный из сказок Андерсена. А внутри даже намека не было на то, что отделочные работы идут в старинном здании - самые современные материалы, самые совершенные технологии. Франк Кренинг посетовал, дескать, стройка пошла бы куда быстрее, если бы он решил воздвигнуть дом с нуля, купив пустующий участок земли где-нибудь на окраине. А так постоянно приходится думать о сохранении исторического облика дома, которому уже за триста лет. Даже перекрытия между этажами нельзя установить, просто продолбив в стенах отверстия и вставив балки, - надо придумывать какие-то инженерные решения, чтобы не уничтожить ни миллиметра старинной несущей стены.

- А нельзя снести дом, а потом восстановить, чтобы снаружи он был точной копией старого? - удивился я.

- Как это? - не понял вопроса Франк.

- Мало ли что в жизни бывает. У нас в Казани такое постоянно происходит: то горят старинные дома, то какие-то супостаты их разбирают. По ночам, а то и средь бела дня. Никто не хочет возиться с рухлядью.

- Но это же история города! - удивился теперь уже Франк и продолжил, возможно, даже несколько высокопарно: - Разрушать то, что принадлежит тебе только по купчей, а на самом деле собственность даже не города, а его истории, это же варварство!

Этот эпизод поездки, не имеющий никакого отношения к основной цели визита Минтимера Шаймиева в Германию - переговорам с руководством концерна BASF о создании на базе "Нижнекамскнефтехима" совместного предприятия по производству полистирольных материалов по немецким технологиям, запомнился мне больше всего. Буквально врезался в память. "Дом Франка" стал для меня символом трогательного отношения горожан к истории своего города, своеобразной лакмусовой бумагой, проявившей поразительную разницу между цивилизованным отношением к сохранению духа города и отношением нецивилизованным, варварским, присущим людям пришлым, эдаким социальным лимитчикам, ненавидящим все, что их окружает, только потому, что город, в котором они живут, так и не стал для них родным.

Сегодня разве что специалисты по Древнему Риму могут назвать имена военачальников, которые командовали римскими легионерами при оккупации Карфагена. А вот имя неистового сенатора Марка Порция Катона, не устававшего повторять "Cart-haginem esse delendam!" - "Карфаген должен быть разрушен!", знают даже старшеклассники. В конце концов, в 146 году до нашей эры процветающий город-государство был разрушен до основания. А сенатор Катон по праву считается идеологом этого варварства. Но если Карфаген, перед своим упадком уже несколько столетий считавшийся одним из самых миролюбивых государств Средиземноморья, уничтожили пришлые римляне, то современную Казань разрушили свои, доморощенные легионеры. И возможно, что уже через два-три десятилетия на уроках истории школьникам будут рассказывать о том, что на стыке двух тысячелетий Казань лишилась самобытности, Старый Город сначала превратился в руины, а потом на его месте выросли архитектурные убожества, ничем не отличающиеся от строений в тысячах других городов...

Удивляюсь, почему до сих пор никому в голову не пришла мысль завести Красную книгу исчезающей Казани.

Исчезли провиантские магазины постройки второй половины XVIII - первой половины XIX века, которые находились в процессе реставрации, но были снесены чуть ли не за одну ночь из-за того, что заслоняли величественный вид мечети Кул Шариф.

Исчез дом А.В. Геркен (Баумана, 8) - одноэтажное здание, построенное во второй половине XIX века.

Практически исчез - осталась только одна стена - дом Фукса, где останавливался Пушкин.

Исчезли здание Лебедевских казарм второй половины XIX в. и здание богадельни, построенной в 1786 году.

Исчез дом Н.Ф. Андреянова (Баумана, 10), возведенный в середине XIX века.

Исчезли целые улицы. Щапова, Некрасова, Федосеевская, Тельмана... где романтики от архитектуры лелеяли мечту создать музей деревянного зодчества.

На страницах этой книги можно было бы разместить перечень более трехсот могил - памятников истории и культуры, исчезнувших с лица города за последнее десятилетие. На всех этих домах красовались таблички "Памятник истории и культуры, охраняемый государством". Что же это за государство у нас такое, если оно не смогло или не захотело сохранить то, что охраняло?

За три года работы рядом с Минтимером Шаймиевым не припомню ни одного случая, чтобы он "устроил порку", поручил найти и наказать виновных за разрушенный или сгоревший памятник истории и архитектуры. Конечно, президент не давал указаний поджигать и разбирать строения, представлявшие архитектурную и историческую ценность. Но его требования ускорить темпы ликвидации трущоб и возведения новостроек для трущобников с высоты сегодняшнего дня выглядят как индульгенция на варварство. Когда рубят лес, на щепки внимания не обращают. И чем интенсивней работает топор дровосека, тем крупнее щепки.

12 июля 1999-го Минтимер Шаймиев подписал указ о назначении меня руководителем своей пресс-службы, а 14 июля состоялось первое большое мероприятие с участием президента, информационным обеспечением которого занимался я. Это было совещание по вопросам реконструкции кварталов центральной части Казани, которое прошло в городском Главном управлении архитектуры и градостроительства.

В тот день о закрытой для прессы части совещания я записал в своем дневнике: "Президент устроил разнос за отставание в реализации программы ликвидации ветхого жилья. Три года реализации программы упор делался на строительстве новых домов, чтобы освободить центр от трущобников. Переселено уже 10242 семьи, в том числе из Вахитовского района - 7201. Всех их разместили в 89 новых многоэтажках, в основном в Азино. Людей выселили, фронт работ готов, а еще и конь не валялся. Главный архитектор города Асхат Гилязетдинов доложил, что с реконструкцией центра возникли проблемы из-за того, что до сих пор не готов окончательный план реконструкции и застройки центра. В первую очередь не решен вопрос подготовки инженерной инфраструктуры. Это отпугивает потенциальных инвесторов. Настораживает их и то, что в центральной части города из всех ветхих жилых домов 232 - памятники архитектуры, которые подлежат реставрации, а 661 - сохранению и реконструкции. А реставрация и реконструкция - дело хлопотное, коммерчески малопривлекательное.

О том, что определены "территории делового и коммерческого функционального использования вдоль основных транспортных и пешеходных улиц", "новые территории парков вдоль акватории озера Нижний Кабан и реки Казанка", Гилязетдинов говорил более уверенно.

И снова - разговор об инвесторах, которые не больно-то торопятся вкладываться в центр Казани. В конце концов решили: да и шут с ними, с инвесторами. Сами с усами. Решили, что строительство и реконструкцию центра профинансирует Фонд ликвидации ветхого жилья. Потом город продаст построенное и вернет деньги фонду".

Спустя годы ко мне пришло понимание, что совещание 14 июля 1999 года было странным. Вроде бы оно было посвящено в первую очередь реконструкции центра, но о реконструкции и реставрации памятников архитектуры говорил только Асхат Гилязетдинов. Остальные делали упор на возведении в центре новостроек. И в результате мы получили город без лица - без прошлого и со смутным будущим.

Ирек МУРТАЗИН, "Вечерняя Казань".

(Продолжение следует.)

Москва тогда предписала провести большую подготовительную работу в части жителей бараков и ветхого жилья, а именно: установить чуть ли не поименно их количество.

Финансирование программы и обеспечение ресурсами осуществлялось централизованно через Госснаб СССР. Руководитель этой могущественной организации Вениамин Эммануилович Дымшиц весьма благосклонно относился к Татарии. Республика практически ни в чем не знала отказа. Переселение из бараков и развалюх в благоустроенные квартиры шло нарастающими темпами. Новоселами в ТАССР становилось ничуть не меньше людей, чем в суверенном Татарстане. И когда сегодня кто-то пытается говорить о том, что во времена СССР даже строительство, извините, клозетов приходилось согласовывать с Москвой, это не более чем попытка навести тень на плетень. Да, согласовывать приходилось. Но после 17 апреля 1986 года Москва не запрещала, а наоборот, требовала наращивания объемов жилищного строительства. И это указание Казань выполняла исправно. В 1990 году объем ввода жилых домов достиг такого уровня, что даже к 2000 году, когда уже республиканская программа ликвидации трущоб вовсю развернулась, было построено домов, общая площадь жилья в которых составляла лишь 85% от уровня десятилетней давности. Но в конце восьмидесятых власть не выпячивала свои заслуги в социальной сфере, не культивировала в людях "чувство бесконечной благодарности" за такие "мелочи", как кардинальное изменение условий жизни.

А малоэтажное жилье в программу ликвидации
трущоб не вписалось. Оно - для избранных.

"

После развала СССР Минтимер Шаймиев фактически только перехватил знамя социального строительства, поднятое еще Михаилом Горбачевым, переименовав программу в "президентскую". Чисто татарстанским ноу-хау можно назвать разве что термин "трущобы", запущенный в обиход журналистами "Вечерней Казани".

Наступило другое время, рассчитывать на централизованное московское финансирование не приходилось. Было необходимо внутри республики искать средства для того, чтобы довести благое дело до логического завершения.

Мне не раз довелось быть участником совещаний по реализации программы ликвидации трущоб, которые проводил президент. Минтимер Шарипович внимательно слушал других. Вице-премьер Татарстана Равиль Муратов и руководитель Государственного внебюджетного жилищного фонда Талгат Абдуллин отстаивали позицию использования государственных капвложений как своеобразного "ключа зажигания" для запуска рыночных механизмов. Они настаивали на том, чтобы в жилищном фонде аккумулировались средства от продажи на коммерческих аукционах земли, высвобожденной после сноса трущоб. Кроме того, фонд предполагал часть жилья реализовывать по коммерческим ценам тем, кто не подпадал под программу, но мог позволить себе купить квартиру. Ну и самое главное: предлагалось сделать упор на малоэтажном строительстве, которое, как ни странно, дешевле высотного. К примеру, значительно сокращаются расходы по обеспечению водой и теплом - не надо тратить энергоресурсы, чтобы подать ту же воду на девятый этаж. На Западе в многоэтажках живут только эмигранты.

Концепция малоэтажного строительства Муратова - Абдуллина, а самое главное, предложенный ими механизм пополнения жилищного фонда оказались не востребованными. Несмотря на то, что уже через год-полтора после начала своей работы внебюджетный жилищный фонд мог бы перейти на полную самовосполняемость.

Этот путь решения проблемы ликвидации трущоб показался Шаймиеву слишком сложным. Куда проще и понятнее оказалась альтернативная "концепция" - обложить предприятия всех форм собственности "ветхой данью". Так и сделали. А тем, кто пытался назвать вещи своими именами, что сборы в жилищный фонд - это не что иное, как незаконное налогообложение, вправляли мозги лаконичными шаймиевскими словами, которые смело можно вносить в "золотую коллекцию" классики волюнтаризма: "Кто не хочет платить, уезжайте из Татарстана".

Реализация программы ликвидации ветхого жилья по "модели Татарстана" выявила в ней огромные коррупционные бреши. Сегодня уже очевидно, что поручение Москвы, сформированное решением Пленума ЦК КПСС от 17 апреля 1986 года, о выяснении точного количества жителей республики, нуждающихся в переселении из ветхого жилья, Советом Министров ТАССР, возглавляемым Минтимером Шаймиевым, выполнено не было. Количество квартир в трущобах подсчитали более-менее точно. А вот сколько в каждой из них прописано жильцов, не было известно даже тогда, когда уже начали заселяться новостройки. Более того, количество трущобников... увеличивалось. И главным образом за счет того, что люди правдами и неправдами продолжали прописываться в домах, в которых реально и не жили, и жить не собирались. Но ордера на квартиры в новостройках получали. И нередко, даже быстрее тех, кто всю жизнь прожил в трущобах. Сегодня, если пройтись по домам на улицах Глушко, Вагапова, Сахарова, построенных в ходе реализации программы ликвидации ветхого жилья, вырисовывается поразительная ситуация: чуть ли не треть квартир в этих домах занимают квартиранты. А где же обитают те, кто получал ордера? Не на улице ли? Нет, не на улице. Просто наиболее предприимчивые люди воспользовались оплошностью власти, не знавшей реальной ситуации с количеством трущобников.

Распределение квартир, построенных жилищным фондом, было отдано на откуп чиновникам города, предоставляя им широчайшие возможности для злоупотреблений. Среди трущобников были хорошо известны таксы решения таких вопросов как, например, получение квартиры не у черта на куличках в Азино, а в более престижном Савиново, не на девятом этаже, а на втором-третьем.

Улучшение благосостояния отдельных чиновников на распределении готовых квартир было все же мелочью, уделом мелких рыбешек коррупционного моря. А коррупционные акулы плавали в темных водах распределения земли, освобожденной от трущоб. Плачевность ситуации даже до Минтимера Шаймиева дошла, хотя обычно от него пытаются скрыть информацию, которая может расстроить президента. На одном из совещаний, посвященном градостроительной политике, Минтимер Шарипович прилюдно, в присутствии журналистов, проворчал: "Распродали все земли в центре за взятки...". Эти слова попали на страницы газет, только так никто и не понял, кому конкретно они были адресованы.

Подводить полномасштабные итоги реализации программы ликвидации ветхого жилья еще, наверное, рано, но некоторые выводы уже можно делать.

"Татарстанская модель" ликвидации трущоб не могла не сказаться и на экономическом развитии. Средства, принудительно отчисляемые предприятиями во внебюджетный фонд, притормозили и рост платежеспособности населения, потому что хозяйствующие субъекты выкраивали средства на "ветхую дань" в том числе и за счет уменьшения фонда заработной платы.

Форсирование строительства жилья и отставание в формировании инфраструктуры, когда в новых микрорайонах "забывали" возводить необходимое количество школ, детских садов, поликлиник, привело к появлению в Казани "нового гетто". А само переселение людей из центра на окраину сильно напоминало "социальный апартеид".

Ну и самое грустное то, что уже не вернуть, не исправить. Под шумок сноса трущоб уничтожена Старая Казань, ликвидированы не только лачуги, но и дома, формировавшие самобытный облик города, хранившие ее историю и культуру.

(Продолжение следует.)

Ирек МУРТАЗИН, "Вечерняя Казань"

Стало обыденным делом считать заслугой исключительно Шаймиева не только политическую стабильность, мир и согласие, но и такие социально-экономические программы, как газификация села и ликвидация ветхого жилья. И уже никто не вспоминает, что эти программы разрабатывались и начали реализовываться задолго до "эпохи Шаймиева".

О газификации республики начали задумываться еще в послевоенные годы. Когда в 1943 году началась промышленная добыча нефти, попутный газ просто сжигался в факелах скважин. Были годы, когда, выкачивая из недр до 100 миллионов тонн нефти, "грели небо", сжигая до 10 миллиардов кубометров газа. Стране нужна была нефть, думать об эффективности никто не заставлял.

Свой попутный газ республика не использовала, а в магистральных газопроводах, пересекающих республику с востока на запад, не были предусмотрены отводы. Татария не раз поднимала вопрос и о более рачительном использовании попутного газа, и о врезках в магистральные газопроводы, но дело с мертвой точки не двигалось.

Вплотную к решению проблемы подошли в середине восьмидесятых годов прошлого века, когда и была начата разработка Программы полной газификации села. А старт реализации идеи был дан после республиканского партийно-хозяйственного актива, в работе которого приняли участие представители ЦК КПСС и Совета Министров СССР.

Мухаммат Сабиров, в то время заместитель председателя Совета министров ТАССР, выступил с обстоятельным докладом, в котором подробно изложил программу. В ней предусматривалось форсирование проектно-изыскательных работ по строительству отводов от магистральных газопроводов к крупным потребителям голубого топлива. Эту работу предполагалось поручить "Востокмонтажгазу". Заказчиками должны были выступить предприятия "Таттрансгаз" Мингазпрома СССР и объединение "Татгаз". В реализации программы должны были быть задействованы практически все строительные организации республики - как гиганты индустрии "Татнефтестрой", "Камгэсэнергострой", "Главстрой", так и менее крупные предприятия. Переходы через Волгу и Каму должно было осуществить специализированное управление подводно-технических работ (СУПТР-4) Миннефтегазстроя СССР.

Секретари райкомов и горкомов КПСС получили директивные указания о приоритетности работ по газификации. Им была поставлена задача принять "как родных" специалистов строительных подразделений, задействованных в реализации программы: обеспечить жильем, питанием, рабочими для выполнения вспомогательных работ.

После благословения ЦК КПСС и Совмина СССР программе была дана зеленая улица. С финансированием проекта тоже не должно было быть проблем. При наличии качественно подготовленной документации и убедительном обосновании необходимости именно заявленного количества финансов, техники, стройматериалов чиновники Госплана не решились бы вставлять палки в программу, поддержанную и находящуюся на контроле ЦК. Для экспертов Госплана СССР главным и чуть ли не единственным условием выделения средств и ресурсов были гарантии их освоения своевременно и в полном объеме.

А вот с этим-то случилась промашка. Совет министров ТАССР, возглавляемый Минтимером Шаймиевым, не смог так организовать свою работу, чтобы представить Москве убедительные аргументы своей способности освоить средства и ресурсы. Программа пошла ни шатко ни валко, а накануне развала СССР и вовсе застопорилась и была отложена в долгий ящик, откуда Шаймиев ее и извлек, уже став президентом и объявив "президентской".

Датой возрождения программы газификации села можно считать 5 августа 1995 года. Именно в этот день тогдашний премьер-министр РТ Фарид Мухаметшин и глава РАО "Газпром" Рем Вяхирев подписали соглашение о газификации городов и сел. Документ предусматривал, что программу реализует "Таттрансгаз" - татарстанское дочернее предприятие "Газпрома", а республика расплатится своей собственностью путем передачи в доверительное управление "Таттрансгазу" предприятия "Татстройгазификация" находящегося в республиканской собственности.

Но уже через полгода, в начале 1996-го, постановлением кабмина республики "Татстройгазификацию" фактически ликвидировали, не передав в доверительное управление, а просто присоединив к "Таттрансгазу". Так в республике родился газовый монополист, контролирующий не только 3600 километров магистральных газопроводов, 8000 километров разводящих газопроводов, проходящих через территорию Татарстана, но и местную сеть по доставке голубого топлива до конечного потребителя.

Первоначально Госкомимущество РТ оценило "Татстройгазификацию" в 536 миллиардов 415 миллионов неденоминированных рублей. Потом поняли, что продешевили и произвели переоценку. Стоимость татарстанского предприятия возросла до одного триллиона 200 миллиардов рублей. Кстати, если бы приватизация в Татарстане началась своевременно, то шесть тысяч работников "Татстройгазификации" могли бы стать собственниками акций в среднем на 200 тысяч рублей на брата в сегодняшних ценах. Еще бы и дивиденды имели ежегодно. Но вопрос акционирования предприятия как раз и решался в 1995-м, когда и были подготовлены все документы. Вместо акционирования получилось присоединение (несмотря на запрет законодательства того времени на проведение каких-либо реорганизаций предприятий, вступивших в процедуру акционирования), а весь персонал татарстанского предприятия остался у разбитого корыта.

Фактически именно 6000 работников "Татстройгазификации" сегодня надо благодарить за реализацию программы газификации села, за которую Татарстан рассчитался собственностью, которая могла бы принадлежать им.

Но подвести газ к селам - это только половина дела. Не менее трудоемкой была задача проложить трубы по деревенским улицам и завести газ в дома. Для выполнения работ по подводу газопроводов к домам был создан внебюджетный Фонд газификации. Подключиться же к газопроводам селяне должны были за свой счет.

В Фонд газификации скидывались всем миром. Бюджет - "живыми" деньгами. Крупные, бюджетообразующие предприятия республики, как правило, - своей продукцией. И фонд фактически работал, как предельно закрытый торговый дом. А непрозрачность - превосходная почва для злоупотреблений. Сегодня считается, что села республики газифицированы на 100%. Но, увы, это фикция. Осенью 2005 года я путешествовал по сельским районам. И лично убедился, что в некоторых деревнях газ подведен лишь к одной-двум улицам.

На торжественную церемонию завершения газификации села Лубяны Кукморского района приезжал премьер-министр республики Рустам Минниханов. К слову, в этом селе несколько лет прожил его отец - Нургали-абый, выпускник Лубянского лесхоза-техникума. Выступив на митинге по поводу завершения газификации Лубян, Минниханов уехал в Казань. И, видимо, до сих пор не знает, что его, мягко говоря, обманули. Потому что стопроцентная газификация Лубян существует только на бумаге и, могу предположить, в смете финансовых расходов Фонда газификации. На самом деле из почти двух тысяч жителей села возможность пользоваться газом имеют меньше половины. А те жители деревни, к чьим домам трубы так и не проложили, заполучили одну большую головную боль. Раньше у них не было никаких проблем с обеспечением газом в баллонах. После "окончания" газификации баллоны никто не заправляет. Куда только не обращались лубянцы с просьбой помочь решить эту проблему. А им в ответ идут депеши приблизительно такого содержания: "Не морочьте голову, ваше село полностью газифицировано, и проблемы с баллонами быть не может, потому что не может быть никогда, потому как баллоны вам просто не нужны". Так и живут многие лубянцы без газа - ни по трубам он не приходит, ни в баллонах. И они не одиноки в своей безгазовой жизни.

Осенняя 2005 года поездка по районам позволила мне сделать еще одно "открытие". В деревнях все больше и больше людей, которым газ не по карману. Трубы и по улицам проложены, и в дома заведены, но все больше и больше отводов к домам обрезано и заглушено за долги. Хорошо если в доме живет хотя бы один бюджетник или пенсионер: пенсии приносят вовремя, зарплаты тоже почти не задерживают. А если нет? Если это семья возраста вполне трудоспособного, но уже не молодого, чтобы плюнуть на все и уехать куда-нибудь в поисках лучшей жизни? Чем им платить за газ, если зарплату им платят три-четыре раза в год? А деньгами и того реже - на Сабантуй да на День республики?

Минтимер Шаймиев часто вспоминает, что в годы его детства деревенские печи нередко топили кизяком (для тех, кто не знает, - это сушеный навоз). Но едва ли президент знает, что в стопроцентно газифицированной республике кизяк снова возвращается в деревню.

(Продолжение следует.)

Ирек МУРТАЗИН, "Вечерняя Казань"

Речь не о газетно-журнальных интервью президента. Написанный текст, прежде чем попасть в типографию, как правило, подвергается серьезной обработке журналистов, пресс-службы да и самого Шаймиева. Бывают, конечно, исключения. Известный репортер-приколист Андрей Колесников из "Коммерсанта", не испытывающий особого трепета к нашему президенту, 27 июня 2000 года опубликовал репортаж об участии президента России Владимира Путина в казанском Сабантуе. В нем он взял да и воспроизвел речь Шаймиева прямо с диктофонной пленки: "Ваш приезд в наш народ она отзовется добрые пожелания вашей деятельности, направленная на улучшение условий населения". Спецкор "Коммерсанта" был искренне удивлен: "Я его не узнал. Вчера на совещании про ураган этот человек виртуозно излагал свои мысли хорошим русским языком, а тут, перед своим народом, он вдруг словно нарочно забыл его".

Напрасно удивлялся московский журналист. "Вчера" Шаймиев основательно подготовился к совещанию, изучил и многое запомнил из справок, подготовленных помощниками, профильными службами аппарата президента и правительства, а "сегодня", на празднике в Березовой роще, президент Татарстана выступил экспромтом.

Как и любой политик, на общечеловеческие темы, вопросы нравственности и морали Шаймиев может говорить без подготовки, демонстрируя широкий кругозор и начитанность. Но если проанализировать заранее подготовленные речи Минтимера Шариповича, касающиеся экономических вопросов, то возникает ощущение, что порой он... не понимает смысла произнесенного. "Экономические" речевые штампы президента кочуют из выступления в выступление, из одного интервью в другое, повторяются на пресс-конференциях. Слова произносятся четко, уверенно, создавая впечатление убежденности Шаймиева в произнесенном. Но это впечатление обманчиво.

На пресс-конференции, посвященной подведению итогов 2005 года, Минтимер Шаймиев заявил, что в Татарстане "инфляция меньше, чем в целом в России". Местные телекомпании и газеты, естественно, растиражировали это достижение республики. Недели через полторы уже на каком-то совещании Шаймиев снова повторил мысль о суверенной татарстанской инфляции. И никто не подсказал президенту, что инфляция - это опережающий рост количества денег по сравнению с общей массой произведенных товаров и услуг. Не может в Ульяновске быть одна инфляция, в Воркуте - другая, а в Казани - третья. Потому что ни Ульяновск, ни Воркута, ни Казань своих денег не печатают, поскольку находятся в едином рублевом пространстве России. И уровень инфляции зависит исключительно от воли тех, кто пытается сбить рост цен регулированием интенсивности работы монетного двора.

Тема инфляции - одна из ключевых еще в одном тезисе Шаймиева, который повторяется уже почти полтора десятилетия. Объясняя причину отказа республики от гайдаровской "шоковой терапии", Минтимер Шарипович говорит: "Как можно было продавать государственную собственность, когда годичная инфляция превышала 1000%? Мы сказали, что еще не пришло время избавляться от государственной собственности. Мы объяснили народу, что снимем мораторий, когда нам удастся снизить инфляцию. Так и произошло".

Эта мысль преподносится Шаймиевым чуть ли не как аксиома, не требующая ни пояснений, ни доказательств. А ведь если вникнуть в смысл этих слов, то из них следует, что Минтимер Шарипович просто не понял сути радикальных гайдаровских реформ, восприняв приватизацию как банальную распродажу государственной собственности. Пустые прилавки магазинов и талоны на все и вся не связывались в сознании Шаймиева с кризисом советской плановой системы экономики. Минтимер Шарипович не понимал, что система управления экономикой, основанная на тотальном контроле производства и распределения товаров и благ, уже не работала, ситуация была безнадежной. Кстати, и Борис Ельцин тоже не понимал реформаторов. По признанию Анатолия Чубайса, "Гайдар и его команда" были для Бориса Николаевича ментально чужими. Вот Коржаков был в доску свой, а Гайдар - чужой. Но Ельцин доверился Егору Тимуровичу, поскольку или понимал, или догадывался, что на Россию надвигался экономический хаос и надо хоть что-то делать.

Главной же задачей приватизации была не продажа госсобственности, а смена неэффективных собственников предприятий в лице государства на собственников эффективных - в лице частных лиц. И как проговорился экономист Виталий Найдшуль, придумавший ваучеры, эти ценные бумаги можно было вообще не раздавать людям, а раскидать с борта самолета. Ваучеры все равно оказались бы в руках тех людей, в чьих руках они в конце концов и оказались.

Шаймиев смысла и сути приватизации, по-видимому, не понял, но республика-то уже была провозглашена суверенной и не могла позволить себе слепо идти в фарватере российских преобразований. Оставить все как есть Татарстан тоже не мог. Суверенитет суверенитетом, но первичность экономики никто не отменял, голыми лозунгами людей не накормишь. Начали искать свой путь.

Правительство республики в то время не было однородным. Консервативное крыло, олицетворяемое Мухамматом Сабировым, возглавлявшим кабинет министров, скорее всего было сторонником "косыгинской" концепции реформирования экономики. Реформаторское крыло под предводительством вице-премьеров Фарита Газизуллина и Равиля Муратова настаивало на более радикальных переменах.

В принципе, обе концепции при определенных условиях были вполне жизнеспособными. Но только при условии реализации одной из них. Член Политбюро ЦК КПСС Алексей Николаевич Косыгин еще в конце шестидесятых разработал программу реформирования советской экономики, рассчитанную на несколько десятков лет. План предусматривал постепенное разгосударствление экономики. Внедрение частного капитала планировалось начать со сферы обслуживания и торговли. Постепенно реформы должны были дойти и до промышленных предприятий. Косыгин предполагал ввести запрет на вмешательство партийных органов в хозяйственную деятельность организаций всех уровней. Под государственным контролем должны были остаться только ВПК, топливно-энергетический комплекс, авиа- и машиностроение. Но планам Косыгина не суждено было сбыться.

В 1973 году резко подскочила стоимость нефти на мировых рынках. Дышавшая на ладан советская экономика получила мощную инъекцию нефтедолларов, и Советский Союз получил возможность не только накачивать деньгами ВПК, но и резко увеличить импорт продуктов и ширпотреба. Брежнев наложил вето на реформы Косыгина. Но эту концепцию не забыл Мухаммат Сабиров, считавший Косыгина одним из самых прогрессивных руководителей СССР времен брежневского застоя. Мухаммат Галлямович до сих пор убежден, что разгосударствление татарстанского ТЭК - это ошибка.

Идеи же Газизуллина и Муратова в полной мере нашли отражение в Программе социально-экономического прогресса, окрещенной журналистами "Жизнь после нефти". Эта программа действительно никак не завязывалась на нефтяную конъюнктуру, но в конечном итоге этой самой конъюнктурой и была похоронена. Как и "косыгинская" реформа, программа "Жизнь после нефти" фактически утонула в манне нефтедолларов после стремительного роста цен на нефть в конце века минувшего.

Но это произошло позже, а тогда, в 1992 году, когда в России началась приватизация, Татарстан пошел своим путем. Шаймиев не был антагонистом прежней системы, он был ее частью, поэтому остался центристом, равноудалившись и от Сабирова, и от Газизуллина с Муратовым. Получилось так: зайдет к президенту Сабиров, убедит в чем-то, начинают что-то делать по-сабировски. Зайдет Газизуллин - уже что-то делается по-газизуллински. А в итоге получилось то, что получилось - ни два ни полтора. Ведь не то что заниматься экономикой, нельзя даже играть в футбол или в шахматы, на ходу меняя правила или без каких-либо правил вообще.

(Продолжение следует.)

Ирек МУРТАЗИН, "Вечерняя Казань".

В принципе, нет ничего плохого в том, что сын первого президента входит в сотню богатейших людей России. Просто замечательно, что занимаются бизнесом и богатеют родственники и друзья татарстанских чиновников - как высших, так и тех, что помельче. Отвратительно то, что возможности других татарстанцев - без родственников и влиятельных покровителей - сильно ограничены. А общество неравных возможностей - это более чем благоприятная почва для рекрутирования под ваххабитские знамена или в криминальные группировки все новых и новых "пехотинцев" - детей и внуков тех, кто не смог вписаться в современные реалии.

Конечно, это проблема общероссийская, а не "специфика" Татарстана. И не только молодежь, но и все общество находится в состоянии "ценностного вакуума". Старшее поколение "отверженных" в массе своей впало в анемию, у него нет ни сил, ни желания сопротивляться маргинализации и обыдлению. Но их дети и внуки нередко уже не хотят мириться с наследственной нищетой и беспросветностью, не хотят безропотно принимать как должное, что у тысяч и тысяч юношей нет возможности получить образование, найти интересную и достойно оплачиваемую работу, открыть свое дело. Тем более что перед глазами сотни примеров прожигания жизни отпрысками властей предержащих и нуворишей, рассекающих по городским улицам на роскошных автомобилях, просаживающих огромные деньги в дорогих ресторанах и презирающих тех, чья жизнь не удалась, потому что их угораздило родиться не "в тех" семьях. Лет двадцать-тридцать назад подобное трудно было представить. И не только потому, что отцы да деды могли поплатиться партийными и хозяйственными карьерами за проделки своих отпрысков. Сама система не приветствовала бравирование достижениями родителей. В подростковой и молодежной среде куда важнее было не то, кто твои отец или мама, а кто ты сам.

Весной 1983 года, заканчивая второй курс Казанского танкового училища, я познакомился и подружился с Лилей Фроловой. Это была умная, симпатичная, общительная девушка. Внешне ничем не выделялась среди своих сверстниц - ни высокомерного взгляда, ни умопомрачительных нарядов, ни сережек да колец с бриллиантами. Училась в обычной школе, куда ездила на трамвае. Ну разве что, когда на выпускном вечере Лиля попала под дождь и простудилась, ее положили в "обкомовскую больницу" на улице Чехова. Только тогда я и узнал, что ее дедушка - Салих Галимханович Батыев, один из высших руководителей республики, Председатель Президиума Верховного Совета ТАССР. Батыев 23 года возглавлял Верховный Совет, и в тот самый год, когда мы познакомились с Лилией, вышел на пенсию. А внучка даже на служебную дачу деда в Боровое Матюшино ездила на рейсовом автобусе. Сегодня этих дач нет, они снесены, а там, где когда-то стояли предельно скромные, я бы даже сказал, аскетичные домики, выросли роскошные дворцы, которые в декларациях о доходах нынешних высших чиновников Татарстана все еще числятся дачами, только уже приватизированными. А дети и внуки хозяев и этих, и сотен других особняков, воздвигнутых в суверенном Татарстане и обнесенных высоченными заборами, едва ли знают, сколько стоит билет на трамвай или автобус. Их жизнь на виду у всех. Машины, наряды, украшения, вечеринки с нескрываемым удовольствием демонстрируются со страниц глянцевых журналов и телеэкранов, в претендующих на гламурность программах.

А каково тем, чьи родители не так "круты", видеть все это? В юном возрасте чувство социального неравенства, отсутствие возможности для самореализации воспринимаются особенно болезненно. Не оправдываю, но и не удивляюсь, что молодежь радикализируется и подпитывает или криминальную, или религиозно-экстремистскую среду. Это их форма борьбы против общества разных возможностей, форма самоутверждения, когда, как они считают, это самое общество лишило их других вариантов самореализации. В криминальных группировках и экстремистских религиозных объединениях к ним относятся "по-человечески", демонстрируя уважение и востребованность. А это самое главное. То, чего многим не только юным, но даже вполне зрелым людям не хватает в жизни - чувствовать себя нужным.

Поведенческая поляризация молодежи - это, повторюсь, отличительная черта сегодняшнего времени. Советская система давала возможность получить качественное образование и достойный статус независимо от того, кто твои родители. Более того, в тех же вузах существовали квоты для детей колхозников и рабочих. Сегодня воспринимается как исторический анекдот путешествие из татарской деревни Азеево, что в Рязанской области, в Казань семнадцатилетнего юноши, который только перед дальней дорогой сменил лапти на ботинки. А на обувь да брюки деньги собирали всем селом. Но ведь это было. Именно так добрался в Казань и поступил на историко-филологический факультет университета Фикрят Ахметжанович Табеев, который в 32 года возглавил Татарский обком КПСС, а через девять лет, в 1969-м, назначил 32-летнего Минтимера Шаймиева министром мелиорации и водного хозяйства ТАССР.

Да и сам Шаймиев поступил в Казанский сельскохозяйственный институт, чудом получив проходную оценку за сочинение. Минтимер Шарипович любит вспоминать о том, как он, не рассчитывая на то, что сможет сдать экзамен, заранее написал несколько вариантов сочинений и выучил их наизусть. Юному Шаймиеву повезло: одна из "домашних заготовок" сработала.

Сегодня не то что вызубрив, но даже превосходно разбираясь в материале, сдать экзамены и поступить в вуз без поддержки - фантасмагория. Задолго до вступительных экзаменов родители начинают искать подходы к преподавателям, а попросту искать людей, через которых можно дать взятку. Конкурсы в вузы давно превратились в конкурсы статусных положений родителей или толщины их кошельков. А Шаймиев этого или не знает, или делает вид, что не знает. Его выступление на одном из московских заседаний, посвященных реформе образования, вызывает умиление: "Не лишим ли мы возможности поступать в вузы сельских ребятишек?".

А много ли сегодня их, деревенских парней и девушек, становятся студентами? Кто-нибудь ведет такую статистику? Кто-нибудь интересовался, много ли сыновей да дочерей трактористов, пастухов, доярок учится в том же КГУ? На юрфаке? Или истфаке, который Табеев окончил?

(Продолжение следует.)

Ирек МУРТАЗИН, "Вечерняя Казань"

После августа 1991 года процесс "очищения мозгов" принял лавинообразный характер. Но а власть понимала, что с умным народом хлопот не оберешься. Ситуацию надо было срочно брать под контроль, возвращать трепет и страх перед представителями власти.

Во времена Сталина или панический страх, или раболепный восторг подавляли червоточинки корыстных чувств на корню. Сегодня нет ни страха, ни восторга, корысть расцвела буйным цветом. Общество опутано, как паутиной, культом богатства, культом денег. Примерами для подражания становятся умственно и нравственно убогие люди. Хотя все прекрасно понимали, что обществом уже нельзя управлять только через страх лишиться чего-то важного: благ или возможностей. Через страх быть вызванным на ковер к начальнику, через страх наказания. Были нужны позитивные регуляторы стимулирования достижения тех или иных целей и новая система мотивации беспрекословного подчинения решениям власти. И в этом деле ТОЦ был уже плохим союзником. Так что власть окончательно дистанцировалась от этой еще недавно очень влиятельной организации.

Чего стоило одно лишь отмежевание от идеи Волжско-Уральской республики. Минтимер Шаймиев в эфире "Эха Москвы" даже приписал эту идею нацистской Германии: "Эта идеология даже не из недр российских. В Татарстане такую идеологию всерьез никогда никто не высказывал, но если вы знаете историю, такая идеология даже была составной частью послевоенного обустройства в случае победы фашистами в Великой Отечественной войне" ("Эхо Москвы", 30.03. 2005).

Понятно, что территориальное переустройство современной России - это утопия. В то время, когда цивилизованный мир объединяется, о разбегании по национальным квартирам не может быть и речи. Однако Минтимер Шаймиев прекрасно знает, что идея Волжско-Уральской республики была сформулирована Гаязом Исхаки в его работе "Идель-Урал". 30 июля 1999 года я записал в своем дневнике: "Сегодня были на Чистопольщине. В деревне Яуширма, где родился Гаяз Исхаки, состоялось торжественное открытие историко-мемориального и этнографического комплекса в честь нашего знаменитого земляка. Когда митинг окончился, осмотрели музей-усадьбу, где воссоздана атмосфера тех дней, когда здесь жил Исхаки, побывали на роднике, воду которого пил и Исхаки. Президент удивил: оказывается, он основательно знаком с работами Исхаки. И когда успевает? А я, к своему стыду, только и знаю, что был такой великий татарин Гаяз Исхаки. Надо будет восполнить пробел в образовании".

Через неделю в моем дневнике появилась новая запись: "Обещанное надо выполнять. Почитал. Узнал, что работы Исхаки не были трудами мыслителя-теоретика, а активно использовались. Разработанная им концепция общего татаро-башкирского государства была провозглашена еще в 1917 году Национальным собранием (Милли меджлисом), работавшим в Казани. И 23 марта 1918 года советское правительство было вынуждено объявить об образовании Татаро-Башкирской Советской республики. Правда, реального наполнения это решение не получило. Летом 1918 года территория провозглашенной, но так и не сформированной республики была занята войсками Колчака и белочехов. Ну а когда Красная Армия восстановила протекторат большевиков, об идее Татаро-Башкирской республики предпочли забыть".

Многие забыли. Но не все. Например, для того же ТОЦ книга Исхаки "Идель-Урал" была настольной. А сепаратизм этой организации, базирующийся именно на трудах Исхаки, долгие годы был пугалом для федералов, когда Кремль казанский убеждал, и очень успешно, своих коллег из Кремля Московского, что у тоцевцев в Татарстане очень много приверженцев.

А когда у Москвы удалось взять все возможное и невозможное, добиться таких преференций, о которых нельзя было и мечтать, ТОЦ стал не нужен, и его задвинули на обочину политических процессов. У власти появился другой фаворит - религия. Что ислам, что христианство оказались как нельзя кстати. В Священном Писании предельно ясно сказано: "Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога... Посему противящийся власти противится Божью установлению...". Ислам тоже проповедует, что "всякая власть - от Всевышнего". Даже та, которая угнетает, потому как послана людям в наказание за грехи. Религия оказалась очень удобным инструментом маргинализации населения, привития покорности и властепочитания.

Но огосударствление религии принесло не только те плоды, которые прогнозировались властью. Стремительная ваххабизация Татарстана - это тоже результат непродуманного вмешательства в религиозные дела власти, даже не подозревающей, что вера должна быть свыше, а не сверху.

Конечно, вера - это очень личное. Но мне кажется, сам Минтимер Шаймиев не религиозен. Воспитанный на коммунистических идеалах, он остается атеистом. И то, что он не изображает, как долгие годы подпольно изучал "Коран", что не стал под прицелом телекамер совершать намаз, заслуживает уважения. Шаймиев довольно иронично относится к тем, кто еще недавно на партсобраниях клеймил "опиум для народа", а сегодня замаливает грехи в церквах да мечетях, не пропуская ни одного религиозного праздника.

Как-то мы приехали в Тюлячинский район в месяц Рамазан. Шеф президентской протокольной службы Динар Исмагилов заставил главу администрации района убрать традиционный чак-чак и церемонию встречи президента провести более сдержанно. На людях все прошло чинно-степенно, к полуденному намазу (молитве) официальная программа поездки завершилась - Шаймиев перерезал все ленточки, произнес все речи, выслушал всех, кто должен был что-то сказать. Верующие люди потянулись в мечеть, Шаймиев со свитой - на обед.

Любое застолье в поездках неизменно сопровождалось тостами. "За здоровье президента", "За процветание Татарстана", "За урожай"... Очередь произнести тост дошла до Рустама Калимуллина, который в то время возглавлял "Татпотребсоюз", а до перевода в Казань руководил Тюлячинским районом.

Калимуллин встал, произнес тост, сел. От взгляда Шаймиева не ускользнуло то, что тостующий не стал пить, а поставил рюмку.

- Ты что не пьешь, Рустам? - нахмурил брови президент.

- Так ведь ураза, Минтимер Шарипович...

- Неужели у тебя уже столько грехов, что пора поститься? - удивился Шаймиев, но снисходительно не стал настаивать, чтобы Калимуллин опрокинул рюмку.

Зная отношение Шаймиева к обрядам, убежден, что страшная суета вокруг возведения мечети Кул Шариф, восстановления Благовещенского собора, возвращения списка Казанской иконы Божией Матери - имиджмейкерские акции, чистейшей воды промоушен.

Мечеть Кул Шариф для Минтимера Шаймиева в первую очередь - архитектурное сооружение и лишь потом - культовое творение, место совершения религиозных обрядов. Шаймиев ни на один день не выпускал из поля своего зрения это строительство. Он сам выбрал место для сооружения, сам утвердил проект, неделя не проходила без того, чтобы по дороге на работу или с работы президент не заезжал на стройку. Он щепетильно следил за тем, как реализуется его замысел, давал указания строителям, выбирал отделочные материалы, цветовую гамму витражей, орнамент паркета. Шаймиев частенько забирался на высшую точку мечети, настолько высоко, насколько можно было забраться, и восторженно рассматривал раскинувшуюся внизу Казань.

Об архитектурных достоинствах мечети Кул Шариф едва ли что можно добавить к оценке Льва Жаржевского, написавшего, что "Кремль стал гарниром к возведенной здесь мечети Кул Шариф" ("Вечерняя Казань", 5.08.2005). Куда интереснее другие нюансы процессов, произошедших в республике, в эпицентре которых оказалась мечеть.

Отвечая на вопрос иностранных журналистов, почему мечеть в Казанском кремле получила имя человека, воевавшего с Москвой, Минтимер Шаймиев сказал: "Легендарный имам был поэтом и просветителем. Он не воевал с Москвой, а защищал свободу в ту пору независимого Казанского ханства" ("АиФ", № 26, 2005).

На самой же церемонии открытия мечети Шаймиев более подробно остановился на личности Кул Шарифа: "История Казани бережно хранит память выдающегося общественного и религиозного деятеля, имама мечети Казанского кремля Кул Шариф. Поэт, воин, мыслитель, сеид Кул Шариф погиб, обороняя город вместе со своими учениками, дервишами и суфиями. В одной из работ он написал: "Я не тот, который, повернувшись спиной, уйдет с поля битвы". Он так и погиб, как писал, он не повернулся спиной, а стоял до конца".

На пресс-конференции после церемонии открытия мечети, отвечая на вопрос одного из иностранных журналистов, как власти Татарстана борются с радикальными экстремистскими течениями или организациями в республике, Минтимер Шаймиев заявил, что "в Татарстане таковых, к счастью, нет. Но могли бы быть, если бы не политика взаимоуважительного, добрососедского существования представителей разных народов и конфессий и социальная стабильность, которую неизменно проводит руководство республики. Экстремистские организации были ликвидированы в самом зачатке. Я сказал в свое время и остаюсь при своем мнении: ссылаться на то, что религия отделена от государства, и сидеть сложа руки - неправильно. Религия отделена от государства, но не от общества, а общество - это мы" ("Татар-информ", 27.06. 2005).

В июле 2005-го в медиа-центре "Известий" в Москве мне довелось присутствовать на "круглом столе" "Религиозное возрождение в России, терроризм и права человека". Так вот, открывая форум, заместитель генерального прокурора России Владимир Колесников выразил озабоченность тем, что "терроризм расползается по России". В подкрепление своей мысли он привел пример Татарстана, где в 2004 году было возбуждено шесть уголовных дел, так или иначе связанных с проявлениями экстремизма. "Но дел будет еще больше, и география экстремистской деятельности будет расширяться - таковы тенденции. "Дуга нестабильности" от Таиланда до Балкан, озвученная Збигневом Бжезинским еще в 1973 году, сегодня, к сожалению, уже реальность", - констатировал Колесников.

С сожалением приходится признать, что в этой дуге нашлось место и Татарстану. В марте 2005 года первый заместитель министра внутренних дел РТ Ренат Тимерзянов так охарактеризовал оперативную обстановку в республике: "Из всех действующих на территории республики представителей тоталитарных сект и экстремистских организаций наиболее распространенной и открыто действующей оказалась только сеть отделений исламской партии Хизб-ут-Тахрир. Остальные - ваххаббиты, члены джамаатов - работают скрытно, с элементами жесткой конспирации в условиях подполья. Что не мешает им вести очень серьезные приготовления к совершению терактов - все это существует не в теории, а суровая практика. Созданы и действуют боевые группы, организации финансовой подпитки террора, доказано наличие у боевых групп серьезных запасов оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ, изготовление поясов смертников, идут боевые тактические подготовки. Все это доказано в ходе следствия, к сожалению. И также, к сожалению, вынужден констатировать, что большинство из задержанных - молодые люди. Есть среди них несовершеннолетние. И это нас серьезно озадачивает" ("Независимая газета", 22.03.2005).

Но то, что силовики Татарстана начали признавать в 2005-м, для Фарида Салмана, имама казанской мечети Булгар, было ясно еще в 1999 году. Уже тогда он бил тревогу, открыто высказывая опасения относительно проникновения идей ваххабизма в татарскую мусульманскую среду. Он написал письмо Минтимеру Шаймиеву о том, что "упорно идет насаждение ваххабистских идей по разработанной схеме, широко распространяется ваххабистская литература". Фарид Салман предупреждал о сращивании националистических организаций с ваххабитами, то есть о наложении национального экстремизма на религиозный.

Наличие проблемы вынуждены были признать уже тогда и лидеры ДУМ РТ: "Идеи ваххабизма популярны в Татарстане среди молодежи... - говорил в 1999 году вице-муфтий РТ Валиулла-хазрат Якупов. - К сожалению, мы пожинаем и плоды постперестроечного романтизма, когда все, связанное с религией, воспринималось с восторгом" ("АиФ. Регион", № 40, 1999).

Но признание проблемы - это еще не ее решение. Проще оказалось "разобраться" с тем, кто вынес сор из избы татарстанского ислама. Фарид Салман фактически был выдворен из Татарстана. Он возглавил совет уллемов ЦДУМ РФ, одновременно став муфтием Ханты-Мансийского автономного округа. В ходе уже упоминавшегося "круглого стола" в "Известиях" он говорил о ваххабизме, считая что "ваххабизм - это ересь для истинного ислама, тем не менее приверженцев ваххабизма все больше и больше".

Еще в 1999 году спецслужбам была хорошо известна схема проникновения ваххабизма на территорию российских регионов. Первый этап - внедрение в общество путем обучения молодежи, оказание гуманитарной помощи, строительство мечетей, медресе и других культовых зданий. Второй этап - подбор и увеличение численности и сторонников мусульманских общин республики. Третий этап - внедрение их на посты руководителей мечетей, медресе и так далее. Четвертый этап - после создания сильной финансовой и кадровой базы ваххабиты заявляют о себе как о политическом движении. Пятый этап - организация массовых беспорядков и захват власти.

В деле ваххабизации к 2006 году Дагестан оказался в середине пятого этапа. Татарстан пока отстает от него. Депутат Государственной думы от Дагестана, заместитель председателя Комитета по обороне Мамма Маммаев на том же "круглом столе" в "Известиях" главной причиной обострения ситуации в своей родной республике назвал то, что "религия слишком близко допущена к власти, к политике". А потенциальная база экстремизма, по мнению депутата, - социальная среда.

Семена экстремизма что в Татарстане, что в Дагестане уже дали всходы. На Каспии редкая неделя обходится без проявлений терроризма, прикрывающегося исламом. На Волге террористы демонстрируют силу реже. Пока реже.

(Продолжение следует.)

Ирек МУРТАЗИН, "Вечерняяя Казань".

Рост национального самосознания в Татарстане стал калькой с аналогичных событий в Закавказье. А локомотивом этих процессов выступил Татарский общественный центр, учредительный съезд которого прошел 17 - 18 февраля 1989 года. Любовь Агеева в свое время написала: "Тот факт, что учредительный съезд проходил в новом здании театра имени Галиаскара Камала, был прекрасно организован, может быть объяснен только тем, что у ТОЦ все-таки были высокие покровители, которые на съезде остались в тени. Конечно, не исключено, что среди партийных функционеров, возможно, самого высокого уровня, были идейные единомышленники организаторов ТОЦ. Но местная власть не могла поддержать новое движение открыто... Пройдет немного времени, и ТОЦ станет надежным союзником руководства республики в трудном диалоге с Москвой" ("Республика Татарстан: новейшая история").

Станет, только не союзником, а тараном. Искусственно возрождая комплекс национальной неполноценности, подыгрывая романтическим порывам лидеров ТОЦ, играя на чувствах людей, удалось создать в республике ощущение предгрозовой атмосферы, так необходимой власти. Многотысячные митинги националов, требования радикалов полного отделения от России, эскалация сепаратистских настроений стали хорошим подспорьем для политического торга с Москвой. Исподтишка подпевая тоцевскому хору про то, как "темные силы нас злобно гнетут", власть использовала взрыв национального самосознания в первую очередь для расширения своих полномочий. И не вина, а трагедия тех десятков тысяч людей, которые по призыву ТОЦа выходили на митинги, что суверенитет республики фактически стал лицензией на обогащение номенклатуры, на создание общества чиновничьего беспредела под прикрытием красивых слов о возрождении национального самосознания, о сохранении национальной культуры и языка.

Осенью 2002 года десятки тысяч поклонников хоккейного клуба "Ак Барс" были лишены телетрансляций игры любимой команды. Передвижная телевизионная станция (ПТС), при помощи которой организовывалась трансляция, была изъята у ГТРК "Татарстан" и передана телерадиокомпании "Новый век". Но у ТНВ еще не было сети устойчивого приема сигнала. Не только во многих районах республики, но даже в Казани не во всех домах могли смотреть "картинку" ТНВ. В то время я был председателем ГТРК "Татарстан" и обратился к руководству ТНВ с предложением "распараллелить картинку", то есть передавать изображение с ПТС одновременно в аппаратные студии и ТНВ, и ГТРК. А чтобы не дублировать друг друга, предложил трансляцию на ГТРК вести на татарском языке. Парадоксально, но Москва мою идею поддержала, даже высказала готовность предоставить дополнительное время в сетке вещания РТР, если мы не уложимся в рамки региональных "окон". Но найти понимания в Казани не удалось. ТНВ от моего предложения категорически отказался. В то время президент хоккейного клуба "Ак Барс", председатель Госсовета Фарид Мухаметшин, к которому я обратился с просьбой помочь убедить руководство ТНВ, пообещать-то пообещал, но так ничего и не сделал. Хотя ему было достаточно одного звонка на ТНВ.

Почему "Новый век" не пошел на компромисс? Скорее всего, дело было в том, что рекламщики новорожденной телекомпании подсчитали, что на ГТРК с отлаженной системой распространения телесигнала даже при трансляции на татарском языке зрителей будет намного больше и рекламодатели отдадут предпочтение ГТРК. А о какой поддержке татарского языка может идти речь, когда на кону деньги!

Перипетии вокруг трансляций хоккейных матчей осенью 2002 года - это, конечно, небольшой, но очень показательный штрих, характеризующий реальное отношение к вопросам сохранения национальной культуры и языка правящей элиты и людей, приближенных к ней. И стоит ли удивляться тому, что ельцинское "берите столько суверенитета, сколько сможете проглотить" кое-кто в Татарстане отредактировал под себя, трактуя эти слова как индульгенцию "тащить, сколько сможете утащить".

Конечно, благодаря особой экономической политике Татарстана в республику не пустили олигархов, не дали за бесценок прибрать собственность варягам. Между собой поделили. А когда шел грандиозный исторический процесс конвертации власти в собственность и шальные деньги, тут уж было не до таких "мелочей", как сохранение и развитие национальной культуры и языка предков.

Власть, хорошо усвоившая принцип "Разделяй и властвуй", постоянно подкидывает обществу "кости", чтобы оно и "кость" грызло, и друг друга покусывало. Вспомните вакханалию вокруг памятника Петру I. О том, что на берегах Невы задумали подарить Казани именно этот памятник, во властных коридорах знали давно. И прекрасно понимали, какой сыр-бор может разгореться из-за неоднозначного отношения в республике к персоне императора. Понимали, но не сделали ничего, чтобы предотвратить нездоровые настроения, никак не способствующие сплочению населения. Наоборот, дождались, когда двухметровый бюст привезут в Казань. Дождались, когда сторонники и противники установления памятника Петру I начнут высказываться публично. А то, что в дискуссию включились и государственные СМИ - лишнее подтверждение того, что все это брожение происходило если и не с благословения, то, как минимум, не без ведома кукловодов из коридоров власти. И только тогда, когда ситуация накалилась, власть снисходительно решила заменить Петра I на Льва Гумилева.

Есть в арсенале власти и более изощренные методы работы. Летом 2005 года Фандас Сафиуллин поделился своими воспоминаниями о том, как ему, в то время депутату Государственной думы России и делегату Всемирного конгресса татар не удалось попасть на встречу делегатов с Владимиром Путиным. Сафиуллин не скрывал, что попытается поднять на встрече с российским лидером вопрос перехода татарского языка на латинскую графику и открытия национального университета. А вот директора школы из башкирского города Белебей волновал другой вопрос: "Легко ли быть татарином в Башкирии?". И он попал на эту встречу даже не будучи делегатом конгресса. И даже получил возможность выступить.

Посвященные знают, что на подобные встречи случайные люди не попадают, и уж тем более не получают в руки микрофон. Все выступления согласовываются. Неделегат конгресса мог оказаться на встрече с Путиным только с благословения если не президента республики, то хотя бы руководителя его аппарата. А "добро" на выступление мог дать только Шаймиев.

Путина вопрос директора белебеевской школы не смутил. Он ответил в том духе, что "не надо будить лихо, пока оно тихо". Но дело было сделано, вопрос прозвучал, растиражирован СМИ, и попытка переложить проблему с одной больной головы на другую, тоже не очень здоровую, принесла такой результат, что отношения между дружественными башкирами и татарами явно лучше не стали. И власти вроде бы были ни при чем. Как всегда.

(Продолжение следует.)

Ирек МУРТАЗИН, "Вечерняя Казань".